Тайна танго "Магнолия"
Nov. 4th, 2021 12:27 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
rezonerЯ попрошу читать этот текст тех, кто чувствует стихи - хотя бы так, как я.
В бананово-лимонном Сингапуре, в буре,
Когда под ветром ломится банан,
Вы грезите всю ночь на желтой шкуре
Под вопли обезьян
Меня всегда царапала эта рифма: "банан - обезьян". Не говоря уже о том, что банан - это куст с огромными листьями и хилыми стеблями, и мало-мальски серьезная буря его просто выкорчевывает с корнем. Но долгие годы я ничего не предпринимал, пока однажды, в начале 80-х, мне не посчастливилось встретиться у моего друга, в Доме Правительства (известном тогда уже как "Дом на набережной" - вот истинная признательность автору, Трифонову!) с весьма пожилым господином, как оказалось, из бывших белоэмигрантов. Он вернулся в СССР в конце 40-х, счастливо избежал расстрела и лагерей, и устроился работать в библиотеку иностранной литературы, благо знал не менее шести европейских языков. Впрочем, рассказ не о нём.
Мы прониклись друг к другу необъяснимой симпатией, скорее, необъяснимой с его стороны: кто я был ему? Юнец, ничем не интересный. Но он рассказал мне историю, которую просил по крайней мере 40 лет никому не рассказывать. Я сдержал слово, потому что прошло уже больше этого срока.
Итак, в конце 1931 года, а может, в начале 1932, он точно не помнил, мой собеседник (я не называю его имени по его же просьбе, буду называть его "господин NN") в Бессарабии оказался на концерте Александра Николаевича Вертинского. Вертинский тогда впервые исполнил танго "Магнолия". Собеседник мой был в полном восторге, но, будучи профессиональным разведчиком (не буду говорить, чьим), заметил, что после песни некий господин в зале, азиатской наружности, но одетый в европейский костюм, встал и вышел из зала.
Примерно через неделю Вертинский телефонировал господину NN и спросил, не могли бы они встретиться, так как он хочет поделиться интересной историей. Господин NN был весьма польщен и немедленно согласился, так что встретились они в тот же вечер в не самом популярном кишиневском кафе, где их вряд ли кто мог увидеть. После необязательных вступлений Вертинский рассказал ему следующую историю, которую я осмелюсь изложить от первого лица рассказчика, то есть самого Вертинского.
"На следующий вечер после концерта, где вы тоже присутствовали, ко мне в номер вежливо постучались. Я спросил: "Кто там"? "Господин Верутинсики, вам телеграмма", - отвечали мне крайне вежливо. Я открыл дверь, и мгновенно в мой номер буквально втиснулись четверо господ азиатского вида.. Все они были вооружены саблями и вид имели весьма решительный.
"Чему обязан?" - спросил я. Старший из них поклонился и сказал:
- Господин Верутинсики, извините за поздний визит. Речь идет об очень важном для нас предмете, - и он как бы невзначай потрогал правой рукой свою угрожающую саблю.
- Я, как вы знаете, не трус. Я несколько лет провел на фронтах Мировой войны, правда, санитаром. И я постарался сохранить спокойствие, однако заметил, что пугать меня оружием не стоит.
- Предмет нашего разговора может показаться вам неожиданным, - сказал мой собеседник. - Вчера вы исполняли песню, где были слова:
В бананово-лимонном Сингапуре, в буре,
Когда под ветром ломится баньян,
Вы грезите всю ночь на желтой шкуре
Под вопли обезьян
- Да, исполнял, и что? - не понимал я.
Собеседник вздохнул.
- Видите ли, мы члены тайной буддистской организации, не буду называть её имя. В городе Сингапуре находится наша главная святыня, называемая "несокрушимый баньян", или cây đa không thể phá hủy.
Я понял только последнее слово, но из вежливости кивнул.
- А вы, господин Верутинсики, в своей песне говорите, что этот баньян ломится под ветром. Этому священному дереву две с половиной тысячи лет, и ни разу оно не согнулось под бурей даже на пядь (и он показал рукой, что такое пядь).
Я задумался.
Довольно быстро я почувствовал боль и огорчение моего собеседника, и подумал - а как же исправить положение? Вскоре мне пришло в голову прекрасное решение.
- Давайте, я заменю это слово на "банан"? - предложил я. - Нашему слушателю и то и другое будет звучать экзотикой, никто и не обратит внимание. Правда, - тут я вздохнул, - рифма будет не такой хорошей.
Собеседник мой улыбнулся мудрой улыбкой:
- Лао Цзы говорил: "Доставь радость своему ближнему, пусть даже ты чем-то пожертвуешь, и за этот день ты сможешь положить в мешок белый камешек". К тому же, господин Верутинсики, иначе нам бы пришлось вас зарезать, - и он улыбнулся еще шире"
Итак, раскрылась тайна неточной и даже корявой рифмы в песне Вертинского, которую многие любят. Я всегда говорил, что гении безупречны, и вот еще одно доказательство. А сколько их еще скрыто под завесой тайны!
В бананово-лимонном Сингапуре, в буре,
Когда под ветром ломится банан,
Вы грезите всю ночь на желтой шкуре
Под вопли обезьян
Меня всегда царапала эта рифма: "банан - обезьян". Не говоря уже о том, что банан - это куст с огромными листьями и хилыми стеблями, и мало-мальски серьезная буря его просто выкорчевывает с корнем. Но долгие годы я ничего не предпринимал, пока однажды, в начале 80-х, мне не посчастливилось встретиться у моего друга, в Доме Правительства (известном тогда уже как "Дом на набережной" - вот истинная признательность автору, Трифонову!) с весьма пожилым господином, как оказалось, из бывших белоэмигрантов. Он вернулся в СССР в конце 40-х, счастливо избежал расстрела и лагерей, и устроился работать в библиотеку иностранной литературы, благо знал не менее шести европейских языков. Впрочем, рассказ не о нём.
Мы прониклись друг к другу необъяснимой симпатией, скорее, необъяснимой с его стороны: кто я был ему? Юнец, ничем не интересный. Но он рассказал мне историю, которую просил по крайней мере 40 лет никому не рассказывать. Я сдержал слово, потому что прошло уже больше этого срока.
Итак, в конце 1931 года, а может, в начале 1932, он точно не помнил, мой собеседник (я не называю его имени по его же просьбе, буду называть его "господин NN") в Бессарабии оказался на концерте Александра Николаевича Вертинского. Вертинский тогда впервые исполнил танго "Магнолия". Собеседник мой был в полном восторге, но, будучи профессиональным разведчиком (не буду говорить, чьим), заметил, что после песни некий господин в зале, азиатской наружности, но одетый в европейский костюм, встал и вышел из зала.
Примерно через неделю Вертинский телефонировал господину NN и спросил, не могли бы они встретиться, так как он хочет поделиться интересной историей. Господин NN был весьма польщен и немедленно согласился, так что встретились они в тот же вечер в не самом популярном кишиневском кафе, где их вряд ли кто мог увидеть. После необязательных вступлений Вертинский рассказал ему следующую историю, которую я осмелюсь изложить от первого лица рассказчика, то есть самого Вертинского.
"На следующий вечер после концерта, где вы тоже присутствовали, ко мне в номер вежливо постучались. Я спросил: "Кто там"? "Господин Верутинсики, вам телеграмма", - отвечали мне крайне вежливо. Я открыл дверь, и мгновенно в мой номер буквально втиснулись четверо господ азиатского вида.. Все они были вооружены саблями и вид имели весьма решительный.
"Чему обязан?" - спросил я. Старший из них поклонился и сказал:
- Господин Верутинсики, извините за поздний визит. Речь идет об очень важном для нас предмете, - и он как бы невзначай потрогал правой рукой свою угрожающую саблю.
- Я, как вы знаете, не трус. Я несколько лет провел на фронтах Мировой войны, правда, санитаром. И я постарался сохранить спокойствие, однако заметил, что пугать меня оружием не стоит.
- Предмет нашего разговора может показаться вам неожиданным, - сказал мой собеседник. - Вчера вы исполняли песню, где были слова:
В бананово-лимонном Сингапуре, в буре,
Когда под ветром ломится баньян,
Вы грезите всю ночь на желтой шкуре
Под вопли обезьян
- Да, исполнял, и что? - не понимал я.
Собеседник вздохнул.
- Видите ли, мы члены тайной буддистской организации, не буду называть её имя. В городе Сингапуре находится наша главная святыня, называемая "несокрушимый баньян", или cây đa không thể phá hủy.
Я понял только последнее слово, но из вежливости кивнул.
- А вы, господин Верутинсики, в своей песне говорите, что этот баньян ломится под ветром. Этому священному дереву две с половиной тысячи лет, и ни разу оно не согнулось под бурей даже на пядь (и он показал рукой, что такое пядь).
Я задумался.
Довольно быстро я почувствовал боль и огорчение моего собеседника, и подумал - а как же исправить положение? Вскоре мне пришло в голову прекрасное решение.
- Давайте, я заменю это слово на "банан"? - предложил я. - Нашему слушателю и то и другое будет звучать экзотикой, никто и не обратит внимание. Правда, - тут я вздохнул, - рифма будет не такой хорошей.
Собеседник мой улыбнулся мудрой улыбкой:
- Лао Цзы говорил: "Доставь радость своему ближнему, пусть даже ты чем-то пожертвуешь, и за этот день ты сможешь положить в мешок белый камешек". К тому же, господин Верутинсики, иначе нам бы пришлось вас зарезать, - и он улыбнулся еще шире"
Итак, раскрылась тайна неточной и даже корявой рифмы в песне Вертинского, которую многие любят. Я всегда говорил, что гении безупречны, и вот еще одно доказательство. А сколько их еще скрыто под завесой тайны!
