Продолжаю переслушивать «Мастера», и попутно вспомнились его экранизации, какие видел.

А видел я их, собственно, три. Кары, Бортко и Локшина. Ну, как-то, в девяностые, наткнулся случайно по ящику ещё на польскую попытку — но она показалась совсем уж «не в дугу», когда там сцена с визжащими раздетыми дамочками у Варьете заняла аж минут двадцать, и притом умудрилась выглядеть абсолютно неэротично. Как будто бы режиссёр всю жизнь мечтал снимать порноролики, но его туда не взяли по причине эстетического астигматизма — и тогда решил вдарить по классике.

Что до российских экранизаций, то, конечно, во всех трёх — довольно звёздные актёрские составы, и все подошли с душой, и с ответственностью, но у Кары и даже у Бортко — чувствуется всё же гнёт малобюджетности, отчего всё действо попахивает какой-то «драмкружковостью».

У Локшина, очевидно, таких проблем нет, но — это получилось всё же очень такое авторское прочтение Мастера. Хорошее, наверное, самодостаточное кино, по некоторым мотивам Булгакова, через призму режиссёрского осмысления — но его трудно назвать собственно «экранизацией».

Вообще, в юности я считал, что в литературе двадцатого века есть два произведения, которые категорически невозможно экранизировать сколько-нибудь прилично.

Вспомнилась не столь давняя беседа с другом-мыслителем. То есть, у меня все друзья — небезмозглые, но этот — особенную толстую философскую жилу в себе имеет

Он говорил: «Разумеется, я понимаю, что в истории бывали времена куда более унылые, чем нынешнее. Такие, что вообще нихрена не менялось на протяжении столетий, и когда в город не въезжал бродячий цирк, то единственным развлечением оставалось аутодафирование еретиков на площади. Но нам-то с тобой посчастливилось родиться несколько в иное время».

Да, мы примерно ровесники, я 76-го года, он на год старше, а в общем-то - «без четверти век».

Продолжает: «Ты будешь смеяться, но я искренне верил в наступление коммунизма, и что - «там всё будет зашибись, там всё будет бесплатно, там всё будет в кайф». Вот читал тёплую ламповую советскую фантастику, Стругацких, Ефремова — и верил. Лет до десяти — так уж точно».

«Я — так и до двенадцати, пожалуй, - говорю. - А если подразумевать под «коммунистическим зашибисем» бесконечную доступность материальных благ — так я и сейчас в это верю. Что когда-нибудь будет у каждого по десятку личных планет, на все вкусы, и по личному звёздному флоту с блэкджэком и вуки. Вот только путь к этому «зашибисю», как показала практика, лежит через старый-добрый капитализм, через эгоистическую конкуренцию частных амбиций».

«Так или иначе, - говорит друг, - у нас, согласись, были основания верить в… как бы это сказать? В «расширения пространства свобод и возможностей». И материальных, и духовных — всяких».

Поведал друг и коллега: «Приснился занятный сон. Будто бы знакомые менты попросили подсобить с поимкой особо отмороженного маньяка-серийника. Который не просто мокрушник, но ещё и людоед. Ловит жертв, утаскивает в своё логово — и шлёт потом ментам видосики со своей «кухней».

«Но! - друг поднимает палец. - Прикол в том, что все жертвы — депутаты Госдумы. Только их и ловит, только их и жрёт».